Игумения Александра: Мой путь к монашеству

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: . Категория: Авторская колонка.

Доклад, прочитанный на ежегодной конференции "Пути православия в современном мире". Одесса, 9 августа 2021 года.

Мой путь к монашеству или предыстория создания монастыря

Двойное название моего доклада связано с тем, что история создания монастыря тесно переплетается с моей жизнью. О создании монастыря я никогда не думала. Монастырь возник только промыслом и милостью Божией, без моего желания. Долгое время я не решалась взяться за этот труд, труд описания непростых и нелегких связанных с монастырем лет. Мне казалось нескромным писать о себе, о своих трудностях и переживаниях. С того времени, как я приехала в Россию, прошло уже более 25 лет. Поэтому этот труд необходимо было осуществить, поскольку во-первых, это страница истории нашей Зарубежной Церкви. Во-вторых, хотелось, чтобы читатель извлек полезные жизненные и духовные уроки из написанного.

Стремление к монашеской жизни я ощущала в себе с ранних лет, понимая, что монашество - мой путь. Начало этого пути связано для меня с Владыкой Иоанном Шанхайским. С ним я познакомилась в детские годы, живя в Ново-Дивеево, и он стал моим духовным отцом. Когда мне было 13-14 лет, мы подолгу говорили с Владыкой Иоанном о монашестве. "Тебе следует знать все, что относиться к церкви, учи греческий и латынь", - направлял мои усилия Владыка. В детстве и юности монашеская жизнь представлялась мне в романтичном свете. Начитавшись житийной литературы и святых отцов, я видела себя отшельницей, живущей в Гималаях. "Я буду строго поститься, молиться и переводить святоотеческую литературу с греческого на английский и французский языки", - высказывала я свои желания. "А я буду приезжать к тебе на ослике и привозить книги", - говорил Владыка, поддерживая мои романтические устремления. Мечтательные впечатления в церкви переплетались для меня в то время с высокой богословской философией.

В студенческие годы, живя в Нью-Йорке, я познакомилась с Владыкой Филаретом. Когда я закончила университет, его избрали Первоиерархом РПЦЗ. Два этих церковных иерарха своей жизнью и примером во многом определили мои взгляды на монашество. Много лет я принимала участие в работе малого кружка, на котором Владыка Филарет обсуждал с церковной молодежью вопросы, касающиеся внутренней жизни христианина. Глубже вникая в богослужения (особенно в Великом Посту), я все больше задумывалась о монашестве.

Однако родственники не одобряли моих намерений. Для мамы и тетушек я являлась единственным ребенком, и они ждали, что моя семья и дети будут для них утешением в старости. Мне было трудно противиться родным и по своему малодушию я выбрала семейную жизнь. Однако это не препятствовало мне оставаться церковным человеком. В Нью-Йорке я посещала приход на 153 улице, который окормлял отец Владимир Шатилов. Когда я хорошо изучила богослужебный устав, то стала помогать в Синоде в урочные дни по будням проводя там службы. По праздничным и воскресным дням я вела службы в Успенском храме на Ричмонд-Хилл.

Прошло время, дети выросли, получили образование. Мысли о монашестве не оставляли меня. Во время отпуска (обычно летом) я стала ездить в Леснинский монастырь, по 2-3 недели работая там на послушаниях. В то время я уже серьезно думала о монашестве, поскольку мой муж был болен. Мне было ясно, что проживет он недолго. Игумения Леснинского монастыря матушка Афанасия хотела уйти на покой. Архиепископ Антоний Женевский (Бартошевич), бывший правящим архиереем Западно-Европейской епархии РПЦЗ, воспылал желанием определить меня в Лесну, возлагая на меня большие надежды. Я настраивала себя, что в ближайшем будущем Леснинский монастырь станет моим домом. 2 октября 1993 г. Владыка Антоний скончался. К тому времени моя дочь Екатерина вышла замуж, но сын Николай еще не женился. Только этот факт удерживал меня в миру. Дождавшись женитьбы сына, я могла спокойно идти в монастырь.

В 1995 г. Митрополит Виталий и Владыка Иларион познакомили меня с Епископом Ишимским и Сибирским Евтихием, который пригласил меня посетить Россию и очень уговаривал приехать в Ишим. Я не знала, как реагировать на его предложение.

С приезжавшими из России русскими людьми я стала знакомиться благодаря Владыке Виталию. К нему приезжали многие диссиденты, прося помощи. В Синод также обращались те россияне, которые в поисках работы ехали в Америку, предварительно заплатив организации, обязующейся их принять. Бывали случаи мошенничества, в результате чего приехавшие русские оказывались без работы и без денег на улице. В моем доме такие люди подолгу жили, пока находилась работа и жилье.

Владыка Виталий и Владыка Иларион советовали мне поехать, посетить Российские святыни, побывать на родине, в Киеве. Владыка Евтихий оформил мне приглашение. Владыка Иларион помог с оформлением документов в Российском консульстве, и, взяв отпуск, летом 1995 г. я впервые поехала в Россию.

С восторгом я гуляла по Санкт-Петербургу, Пушкину, Петергофу. Также имела возможность посетить святыни Москвы и ее окрестностей, которые мне очень понравились. Мне удалось побывать в Дивеево, которое оставило у меня самые светлые воспоминания. Позвонила Владыке Илариону и поделилась переполнявшими меня впечатлениями, на что он ответил: "А как же Владыка Евтихий? К нему Вы не собираетесь? Он сделал Вам вызов и переживает, куда Вы пропали".

Из Арзамаса я добиралась поездом до Ишима. Впервые в жизни мне представилась возможность наблюдать бескрайние просторы России. Сердце сжималось от умиления и жалости. Я видела заброшенные деревни, покосившиеся дома, заросшие бурьяном поля. В Америке такого нигде не встретишь. Везде чувствуется хозяйская рука. И раньше я слышала, что в России люди живут бедно, но масштабы этой бедности я не могла представить.

Приехав в Ишим, я добралась до Богоявленского собора. Там как раз заканчивалась служба, был 3-ий день Троицы. Многие прихожане пришли с наволочками, в которые после службы собирали сухую зелень, предполагая впоследствии с такой "освященной" травой лечь в гроб.

Владыка Евтихий поместил меня к своим прихожанам. Я пробыла в Ишиме 3-4 дня и стала собираться в обратный путь. "Подождите меня один день, - попросил Владыка, - поедем вместе. Мне тоже надо в Москву".

Пока мы ехали, я рассказывала Владыке о нашей зарубежной церковной жизни. Он слушал с большим интересом. "Скажите честно, как Вам наш хор?" - спросил Владыка, пристально глядя на меня. "Они поют по-деревенски: с подъездами, с воплями", - ответила я. Насколько меня впечатлило благоговейное служение священников в Ишиме, настолько нескладно пел хор. "Вы могли бы на время отложить монастырь и хотя бы на полгода приехать к нам наладить клирос?" - попросил Владыка. Когда я приняла предложение Владыки, он также просил меня вести занятия по Закону Божию в воскресной школе.

Вернувшись в Нью-Йорк, я поделилась своими планами с домочадцами и близким окружением. Все поддержали мое намерение "помочь России". Никто, однако, не подозревал, что я могу всерьез изменить свою жизнь. Все мои близкие предполагали, что через несколько лет эта блажь у меня пройдет и я вернусь в Америку, где буду вести прежней образ жизни.

Владыка Иларион был рад моему намерению ехать в Россию, но в то же время он поделился со мной своими опасениями: "Вы не знаете русских людей. Это не наши прихожане. У них советское воспитание. Учтите, что Ишим - это глухая провинция. Они Вас не воспримут. Один Ваш вид их испугает и вызовет недоверие. Вы вынуждены будете быстро вернуться, разочаровавшись в своих ожиданиях", - предостерегал меня Владыка. "Но я же обещала", - возразила я. "Вы же намерены принимать монашество. Я Вас постригу. Если Вы будете в монашеском, отношение к Вам будет совсем другое. Вы поедете в Россию, выполните свою миссию, а потом можете выбрать, какое место ближе Вашей душе", - такое разумное предложение сделал мне Владыка.

Должна сказать, что опасения Владыки были справедливы. Даже в Америке мой наряд иногда удивлял церковных людей. По их мнению, как уставщица я должна была выглядеть скромно и незаметно. Мои духовные наставники Владыка Иоанн и Владыка Филарет не придавали этому значения, не обращая внимания, как одет человек. Поэтому раньше я не задумывалась, соответствую ли я стандарту церковного деятеля.

4 февраля 1996 г. мы отпраздновали свадьбу моего сына Николая. На следующий день я уже была у юриста и обсуждала с ним вопросы раздела имущества между моими детьми.

Справедливости ради надо сказать, что взрослые дети часто бывают эгоистами, не давая родителям жить своей жизнью. Когда я выразила желание принять постриг и ехать в Россию, они были страшно расстроены и не хотели меня отпускать. Тогда я, желая убедить их, сказала: "Хорошо, я останусь. Тогда наследство вы получите только после моей смерти, лет через 20. Я вам предлагаю разделить его на равные доли сейчас. Обсудите, хотите ли вы ждать моей смерти. Не забывайте, что все наши родственники - долгожители. Сейчас, когда вы молоды и создали свои семьи, вы как раз нуждаетесь в поддержке". Я представила полный список всего имущества, сбережений, чтобы показать, от чего они отказываются. "Нам ничего не надо, - воскликнули в один голос мои взрослые дети, - нам будет так тяжело без тебя!" Потом, подумав, они все-таки примирительным тоном обратились ко мне: "Ну, если ты так желаешь, мы согласны".

Себе я отложила для расходов небольшую сумму. Признаться, я не знала, на какие средства буду жить. Мне было 55 лет. Только в 60 лет мне полагалась пенсия по мужу, а свою собственную пенсию я могла получить только в 62 года.

Вернувшись из России, я стала готовиться, собирая нужные материалы для клироса и воскресной школы. Я ездила в Джорданвилль, где молодой иеромонах Роман собрал и распечатал для меня стихиры, тропари, гласы, а также ирмосы и аллилуарии. В Джорданвилль я приезжала неоднократно, собирая все, что касалось церковного монашеского пения, и мне никогда не отказывали.

Особенно хочется поблагодарить супругу О. М. Родзянко Татьяну Алексеевну (урожденную Лопухину). Она и ее сестра Елена Алексеевна снабдили меня готовыми материалами по ведению Закона Божия в старших группах. Это были материалы, уже разработанные по урокам и по тематике. С материалами к воскресной школе также мне помог Архиепископ Серафим Каракасский и Венецуэльский (Свежевский), живший на покое в Ново-Дивеево. Несмотря на возраст (ему было за 90), он имел светлую голову и твердую память. Скончался Владыка Серафим в сентябре 1996 г.

14 апреля я уволилась с работы. 11 мая 1996 г., в неделю Самарянки, Владыка Иларион, тогда епископ Манхэтенский постриг меня в иночество с прежним именем. Постриг был тайный. Он проходил в 2 ч. ночи. Моей восприемницей заочно была игумения Ирина из Ново-Дивеево, которая подготовила мне все облачение. На постриге также присутствовал Епископ Евтихий, принимавший меня под свое покровительство. Поддерживал меня иеромонах Гавриил (впоследствии Архиепикоп Монреальский и Канадский).

На праздник жен-мироносиц я попрощалась со всем приходом на Ричмонд-Хилл. Все время было поглощено имущественными делами: продажей дома и оформлением документов. 5 июня 1996 г. были улажены необходимые банковские дела по разделу имущества, 6 июня я вылетела в Москву, 9 июня была в Ишиме.

Когда я ехала в Россию, меня воодушевляла мысль, что я еду на просвещение русского народа. Мне хотелось помочь русским людям, на долгие годы оторванным от веры. Мне думалось, что в настоящее время, когда советский строй рухнул, эти люди толпами устремятся в церкви, и Россия воскреснет. Однако реальность оказалась не такой радужной, как я представляла.

Приехав, я поняла, что Владыка Евтихий не подготовил людей к моему приезду. Насчет клироса дело обстояло непросто. Для пожилых женщин, занимавшихся хором, мое появление было неожиданным. Получалось, что я узурпировала их положение на приходе. Когда начались занятия, они перестали приходить на клирос. Воскресной школой занимались другие люди. Вмешиваться в их работу не было смысла. Только через год я стала вести уроки Закона Божия, о чем я скажу ниже.

Владыка Евтихий определил меня на жительство к своим прихожанам. Это были милые люди, которые старались заботиться обо мне, но жить в чужой семье для меня было тяжело. С одной из прихожанок Владыки мы сразу стали искать подходящий для покупки дом. То, что предлагали, было далеко от Собора. Стояло жаркое лето. Мне представлялось, что даже если дом будет далеко, я смогу купить лошадь и на ней приезжать на службы. Владыка Евтихий сразу рассеял мою романтическую эйфорию, сказав, что зимой, в морозы я не проеду и завязну в снегах. Время шло, а подходящего варианта не находилось.

Как я писала выше, мне нужен был небольшой дом, я не рассчитывала на что-то большее. Неподалеку от собора Владыка Евтихий предложил мне посмотреть большое строение бывшего детского сада, находящееся в аварийном состоянии. Там не было ни окон, ни пола, ни воды, ни отопления. Нижние бревна сгнили. Дом долгое время служил убежищем наркоманов, везде были горы шприцов, мусора и хлама. По мнению Владыки, этот дом следовало купить с той целью, чтобы со временем сюда стали приходить женщины, желающие монашеской жизни.

Хозяева дома, узнав, что Церковь в нем заинтересована, а дом хочет купить гражданка Америки, запросили очень высокую сумму - 12 тысяч долларов. По тем временам это была астрономическая сумма. Ничего не оставалось делать, как ехать в Америку за деньгами.

В Америку я поехала в штатском. С деньгами мне помогли мама и тетя Маруся. Деньги мне пришлось везти на себе. Господь так устроил, что пока у меня не было пенсии, мои родные имели возможность мне помочь. В течение года после приезда в Ишим мама уделяла мне часть пенсии. Она скончалась в июне 1997 г. Тетя Маруся прожила горазда дольше и скончалась, когда монастырь уже находился на Украине под Одессой.

Описывая особый Ишимский колорит, нельзя не сказать о тюрьме строгого режима, которую окормлял Владыка Евтихий. В этой тюрьме содержались закоренелые преступники, рецидивисты, осужденные за особо тяжкие преступления. На территории тюрьмы была построена часовня, в которой служил Владыка. Там же он крестил заключенных полным погружением. Будучи коренным ишимцем и в недавнем прошлом депутатом, Владыка пользовался уважением и поддержкой местных властей. Освободившись, многие заключенные шли к Владыке, который принимал в них участие: находил жилье, работу, делал прописку.

Требовалось немало сил и средств, чтобы привести аварийный дом в жилое состояние. Я финансировала покупку всех необходимых материалов. Бригада заключенных под началом Владыки Евтихия старалась выполнить работу в сжатые сроки. Отопление делали прихожане Владыки. Для этого первым делом под домом вырыли большой подвал, где установили печку, топившуюся углем.

Как раз в эту горячую пору Владыка привел ко мне немолодую, но очень энергичную женщину со словами: "Вот принимайте. Будет Вам помощница, послушница". Это была Валентина Ивановна, первая насельница нашей общинки. Мы с ней расчищали груды мусора. Она орудовала лопатой, а я ломом. Можно сказать, что весь купленный мной участок 7 соток представлял сплошную мусорную свалку. Недели через 2 пришла к нам Наталья Васильевна, которая тоже стала помогать в работе.

В августе я уже могла въехать в готовую комнату, бывшую раньше чуланом. Она пострадала меньше, чем остальные: там сохранился пол, и имелось окно. Стены были свежеоштукатурены, электропроводка не пострадала. Неподалеку на улице находилась колонка, где я могла вечером помыться. Место было глухое и безлюдное. Я чувствовала себя спокойно, несмотря на то, что ночевала в доме одна. Днем мы питалась в трапезной, устроенной в нижней части Богоявленского собора. Рядом с нами сидела бригада бывших заключенных.

Теперь нужно остановиться на том, как проходили занятия с клиросом. Это был смешанный хор численностью более 10 человек, большинство из которых составляли мужчины. Поскольку все были заняты, с каждым я занималась отдельно по 2 часа в удобное для них время. Мы изучали гласы, сообразуясь с текущей неделей, пели пока только ориентируясь на октоих. То, что из минеи, читалось. Аллуиарии сначала пели только известные, на один напев, поскольку гласов никто не знал. Хочется сказать отдельно о дьяконе Евгении, который очень мне помогал в работе, всегда обращая мое внимание на то, как данное песнопение должно быть исполнено. Я раньше на такие вещи как-то не обращала внимания, а между тем в минее и часослове все это указывалось.

Многие по опыту знают, как много искушений бывает на клиросе, тем более с теми, кто пришел в церковь недавно. Так, на мою просьбу петь без подъездов и возгласов одна певчая мне постоянно возражала: "А мне так нравится!" Был на клиросе один инок. Когда я поднимала руку, показывая, что надо петь выше, он, не понимая, поднимался на цыпочки. Когда я говорила, что занимаюсь по "Спутнику псаломщика", некоторые думали, что каким-то образом через аппаратуру я связывалась со спутником, летающим по орбите, через него получая необходимую информацию.

Отец Евгений любил и знал русскую историю. По моей просьбе он рассказал мне об истории Ишимского края. В начале ХХ-го века Сибирские земли были мало заселены. Столыпинская аграрная реформа обеспечила большой приток крестьян, разработавших новые земли. Богатство края дало возможность за короткое время освоиться в этих местах купечеству и зажиточному крестьянству. Во время гражданской войны большинство ишимцев поддерживало белую армию Колчака. Когда под натиском красных белые отступили к Омску, в Ишиме началось уничтожение купцов, торговцев, мещан - всех, кто не был лоялен к Советской власти.

В 1921 г. местные крестьяне, доведенные продразверсткой до нищеты, подняли вооруженное восстание против Советской власти. Жертвы с обеих сторон были страшные. Восстание было жестоко подавлено, все оставшиеся в живых расстреляны. В 20-30-х годах Советская власть истребила целые сословия неугодных ей людей (крепкое крестьянство, казачество, священство). В 30-х годах в нескольких километрах от деревни Борки (10 км от Ишима) происходили массовые расстрелы. Место это было обнаружено по рассказам очевидцев тех событий. Пробные шурфы, взятые с места, подтвердили эту информацию. Позже мне рассказывал Владыка Евтихий, что когда вскрывали захоронения, обнаружили нетленные мощи священника в полном облачении. В лесу, на месте массовых расстрелов был установлен крест, где Владыка Евтихий ежегодно совершал панихиду по невинно убиенным. Трагическая история Ишимского края болью отзывалась в моей душе. Я понимала, что нынешнее поколение ишимцев - это все плоды советской безбожной власти, это дети и внуки тех коммунистов, кто насаждал в этих местах социалистический порядок. Вспомнились слова Владыки Илариона: "Это не наши прихожане, у них советское воспитание".

Наследие советского строя мне пришлось пережить на своем опыте. Опишу все по порядку. Когда начались мои занятия с клиросом, со стороны моих учеников я чувствовала общий интерес, видя, что все с желанием занимаются. Однако после занятий некоторые избегали общения со мной. Я чувствовала их недоверие и отчуждение. Одна из постоянных соборных прихожанок, много раз заверявшая меня в своей любви, вдруг однажды разразилась в мою сторону обвинениями в подрывной деятельности. Я была озадачена и не могла найти этому объяснение. Как-то после службы один из послушников отвел меня в сторону и попросил не общаться с ним на людях. "Матушка, я не хочу, чтобы нас видели вместе, я буду к Вам приходить", - сказал он тихим взволнованным голосом.

Мои недоумения разрешились после того, как один из наших священников повесил на меня шпионский ярлык. Ко мне он обратился с такими словами: "Матушка, Вы думаете, мы не знаем, зачем Вы здесь? Вы нам рассказывали, где Вы учились. Наблюдая за Вами, я понял, что Вы учились в разведшколе. Как Вы объясните тот факт, что каждого Вы понимаете с полуслова? Все остальные молчат, потому что не хотят расстраивать Владыку Евтихия, который Вас пригласил".

Я не знала, что ответить. Между мной и этим священником были хорошие отношения. Его слова поразили меня, как гром. Он ушел, а я сидела в каком-то оцепенении, не зная, что делать. Наш разговор происходил в соборе, и к счастью, Господь устроил так, что обвинительный монолог священника слышал один иеромонах. "Матушка, не переживайте, не все так думают, - начал он утешать меня, - многие искренне Вас любят. Посмотрите, какие у нас хорошие службы, сколько добра Вы делаете. Это все искушения, они пройдут". Насколько обвинение священника погрузило меня в омут отчаяния, настолько утешение иеромонаха блеснуло лучом надежды.

Рассказ дьякона Евгения о советском прошлом Ишима и обвинения в шпионаже заставили меня задуматься, в каком окружении я нахожусь. Тяжело было переносить недоверие. "Как я буду общаться с этими людьми дальше? Как мне все это воспринимать?" - такие вопросы долго беспокоили меня. Мои молитвы не прошли даром, и с Божией помощью произошло, наконец, мое внутреннее перерождение, когда перестаешь трагически воспринимать случившееся. Мне было ясно, что русским людям многие годы постоянно внушалось, что Америка - враг номер один, и это не прошло бесследно. Слава Богу, что несмотря на советское прошлое, эти люди пришли в церковь, хотят знать основы православной веры. Многие из них только недавно были крещены, и им надо помочь. Я осознала, что приехала сюда, чтобы служить Богу и людям, независимо от того, кем являлись их предки. У Господа я просила прощение за то, что не принимала людей такими, какие они есть. Если Господь вселится в душу, то происхождение человека не важно - таков был мой урок.

Подводя итог сказанному, скажу, что в моей жизни, где бы я ни была, повторялся один и тот же сценарий. Встречая нового человека или приезжая на новое место, я очаровывалась, видя все в радужном свете и с восторгом принимая людей. Проходило немного времени, начинались искушения, - и действительность представлялась мне в черном цвете. Шли дни, и постепенно исчезал резкий контраст восприятия, я начинала видеть реальные цвета и реальных людей.

Наступил январь. С момента моего приезда прошло уже полгода. За это время было сделано очень много. Дом хорошо отапливался и был заселен. Кроме Валентины Ивановны и Натальи Васильевны там жили еще две молодые девочки. Они приехали из деревни, и им надо было получать образование. Питались в то время мы очень скудно. Помню, что осенью 1996 г. кроме соленых груздей у нас ничего не было. Как-то одна из прихожанок принесла нам картошки, лука и постного масла. Мы были просто счастливы!

Занятия с клиросом имели успех. Мои ученики уже знали все гласы. Клирос пел уже слаженно, служба проходила гладко, и это меня радовало. Неожиданно из Екатеринбурга приехал дьякон Виктор, имевший консерваторское образование, с прекрасным голосом. Владыка Евтихий объявил мне, что о. Виктор будет заниматься мужчинами, а я - женщинами. Мне было понятно, что такой образованный человек как о. Виктор был очень нужен Владыке. В отличие от него, я была самоучкой, закончившей лишь регентские курсы. Все это я изложила Владыке Евтихию, сказав о своем намерении вернуться в Америку, тем более, что условленный срок полгода прошел.

Владыка бросился мне в ноги, умолял остаться хотя бы до Крещения. Не поддавшись на его уговоры, я уехала после Рождества в Америку. Я находилась в Нью-Йорке, жила у мамы в Ново-Дивеево и зашла к О. М. Родзянко по делу насчет типографской машины, которую он 1995 г. пожертвовал Владыке Евтихию. Во время нашего разговора неожиданно позвонил Владыка. Он разыскивал меня, и Олег Михайлович дал мне трубку. "Матушка, - начал взволнованным голосом Владыка, - очень прошу Вас вернуться! Отец Виктор провел несколько служб и уехал. Вы так хорошо занимались с нашим хором. Не бросайте людей на произвол судьбы! Мы очень нуждаемся в Вашей помощи! Приезжайте к следующей воскресной службе!"

Как потом оказалось, отец Виктор, будучи сам профессионалом, требовал того же от клироса. У дьякона не хватало терпения на индивидуальный подход, когда надо было каждому "разжевывать" все непонятное.

Ехать мне не хотелось. Я стояла перед выбором, в какой монастырь поступить: на Святую Землю или в Леснинскую обитель. Однако к просьбе Владыки Евтихия я не могла остаться равнодушной. Олег Михайлович тоже поддержал Владыку, заверив меня, что поможет в оформлении визы. Итак, я решила вернуться.

Приехав в Ишим, я почувствовала себя еще более одиноко. Только занятия с клиросом служили мне утешением. В то время к нам приехала одна инокиня из Московской Патриархии. По образованию она была врач, хорошо знала свое дело. Всем, кто к ней обращался, старалась помочь. Многие наши прихожане обращались к ней, и она никому не отказывала. В то же время эта инокиня имела слабое здоровье, сильно хромала и работать, как мы все, не могла. По различным причинам она не уживалась с нашей общинкой. Тяжело было смотреть, насколько она непримиримо относилась к Московской Патриархии. Я не поддерживала ее крайних воззрений, за что она меня называла "розовой матушкой". Я старалась ей объяснить, почему наша Церковь не перекрещивает приходящих из Московской Патриархии людей, почему переходящих священников мы принимаем в сущем сане. С Натальей Васильевной эта инокиня не сошлась характером, поэтому между ними часто случались стычки и несогласия. В конце концов, не вынеся нашей суровой жизни, она решила вернуться обратно в Московскую Патриархию. Называя нас "высокодуховными", она бросилась нам в ноги, вопия: "Я вас недостойна, поэтому ухожу!"

В Ишиме я чувствовала себя неуютно и тоскливо, не видя здесь будущего, если говорить о монашестве. Женщины, которых мне присылал Владыка, были верующими, благочестивыми, но о монашестве они не имели представления. Они ходили на службы, много трудились, но излюбленным их занятием были посиделки, которые они устраивали по вечерам. Здесь надо пояснить, что кроме занятий с клиросом Владыка вменил мне в обязаность заниматься проблемами женщин - прихожанок. Близко сталкиваясь с непростыми семейными ситуациями, я увидела, насколько в России остро стоит проблема абортов.

По канонам Церкви женщины, сделавшие аборт, должны отлучаться от причастия на 10 лет. С недоумением я наблюдала, что Владыка Евтихий причащал таких женщин. Мне он объяснил это так: "Если у женщины 4-5 абортов, а ей 50 лет, значит, причастия ей не дождаться. Надо все-таки оказать ей милость, раз она кается". Дав таким женщинам епитимью, через 2-3 года Владыка их причащал.

Занятие семейными проблемами тяготило меня, я чувствовала себя мирским человеком. По сути моя жизнь была жизнью матушки священника на приходе.

Во время искушений и скорбей я уходила в лес. Я шла туда, где лежали те, кто был замучен безбожной советской властью. И зимой я находила туда дорогу. На поляне, где был установлен крест, я всегда чувствовала незримое присутствие многих сотен невинно убиенных. Перед этим сонмом мучеников мне становилось стыдно за свое малодушие и духовную немощь. Я молилась и просила Господа вывести меня из Ишима, но так, чтобы не пострадал клирос и общинка. Моя душа стремилась найти убежище, где было бы монашеское устроение.

Прежде, чем продолжить наше повествование, следует описать события, происшедшие летом 1997 г. на Св. Земле. 5 июля 1997 г. Палестинские полицейские, выломав двери, ворвались в монастырь Св. Троицы в Хевроне. Накануне этих событий в Палестинскую автономию приезжал с визитом Патриарх Алексий ІІ. Полицейский захват Хеврона начался с санкции Ясера Арафата, т. е. события имели явную политическую подоплеку. Ворвавшись в храм, полицейские стали насильственным способом выдворять находившихся там монахов и монахинь. При этом пострадала игумения Элеонского монастыря матушка Иулиания, которую за волосы вытаскивали из стен обители, влача по ступенькам. Также пострадала гречанка Анастасия Стефанополус, инок Анемподист и послушник Владислав, которого полицейские повалили и пинали ногами.

После этих трагических событий игумению Иулианию отправили на родину в Чили. Синод РПЦЗ большинством голосов (Владыка Лавр, Владыка Иларион, Владыка Гавриил) постановил отправить на Элеон меня. В формулировке Синода это звучало так: направить инокиню Марию помощником начальника Миссии. Против моей кандидатуры был только Владыка Марк.

Епископ Евтихий препятствовал моему отъезду. Поэтому вышеназванное постановление Синод РПЦЗ выносил 2 раза, после чего Владыке Евтихию был направлен официальный указ Синода отпустить меня на Элеон.

Я прилетела на Святую Землю в конце октября 1997 г. Это было тяжелое время для Зарубежной Церкви. Через несколько дней после моего приезда весь мир потрясла мученическая кончина брата Иосифа Хосе Муньоса, которого я лично знала.

В аэропорту меня встретили уже знакомая мне мать Рафаила, бывшая там временной наместницей, и мать Моисея, с которой еще я не была знакома. Мать Рафаила приветствовала меня: "Я рада, что Вы приехали", - сказала она с улыбкой. Мать Моисея встретила меня вызывающе: "Ну что ты, приехала игуменией в монастырь?" - спросила она, обращаясь ко мне на "ты". "Если Вас поставят игуменией, я буду Вам помогать", - спокойно ответила я.

С Владыкой Марком у меня были хорошие отношения, но он не желал меня видеть на игуменском месте. После моего приезда буквально в течение двух дней мать Моисею возвели в игуменский сан. Не будучи начальником Миссии, Владыка Марк фактически управлял всеми делами, а Синод не противился ему.

На Элеоне не знали, что со мной делать. Мать Моисея решила, что мне надо пройти искус послушаний и направила меня в кухню. Неделя на кухонном послушании быстро пролетела. Не зная, что еще предпринять, игумения отправляла меня с каждой группой паломников по святым местам. Объездив все известные маршруты, я опять оставалась не у дел.

Особенностью Элеонского монастыря являлось то, что по вечерам там не было общей трапезы. Насельницы ужинали, собираясь своими группами. Была группа русских, приехавших из бывшего Советского Союза; несколько групп румынок и арабок. Меня приглашала на ужин радушная мать Рафаила, находившаяся вне групп.

Когда мать Моисею поставили игуменией, сразу образовалась группа сестер, настроенных против нее. Эти сестры, желая меня перетянуть на свою сторону, всячески старались услужить мне, окутывая любовью. Те сестры, которые приняли мать Моисею и хотели выслужиться перед ней, наоборот, встретили меня с неприязнью. Третья группа сестер, не вступающая ни в какие интриги, относилась ко мне ровно.

Я позвонила Владыке Евтихию, сказав, что меня на Элеоне никуда не допускают, послушаний не дают и мне нечем заняться. Владыка направил в Синод рапорт с просьбой вернуть меня в Ишим. Синод вынес ответное постановление, где говорилось, что мне дается полная свобода: могу вернуться в Америку и помогать в Синоде; могу также поехать в Ишим.

Матушка Моисея сначала очень боялась меня, но видя мое спокойствие и отсутствие амбиций, расположилась и стала уговаривать меня остаться в монастыре. Получив постановление Синода, матушка Моисея, которой было стыдно и неудобно передо мной, в течение трех недель не показывала мне бумагу из Синода. Она всячески старалась загладить свою вину: приглашала на ужин, подарила мне небольшой серебрянный крест с частицей животворящего Креста Господня. Когда в обитель приезжали высокие гости, она приглашала мать Рафаилу и меня. Перед отъездом я договорилась с матушкой Моисеей, что в случае необходимости всегда могу останавливаться в обители, так как довольно часто мне нужно было выезжать за пределы России для оформления визы.

Работа в Синоде меня не привлекала. Я решила вернуться в Ишим с тем, чтобы подготовить себе замену. Научив нового регента, мне можно было бы свободно уехать. Время, проведенное на Святой Земле, позволило мне переосмыслить происходящее. Видя интриги и нездоровую обстановку на Элеоне, я по-иному стала смотреть на Ишим. Ко мне пришло осознание, как неправа я была, осуждая и не принимая окружающих. Внешне этого не показывая, в душе я носила тяжесть этого греха. Для Господа мое осуждение возможно превосходило грехи осуждаемых мною. Ведь эти люди выросли без веры, недавно пришли в Церковь, а я ждала от них понимания, послушания, правильного духовного устроения, понятий о монашестве. Откуда все это могло взяться? Тем более, Владыка Евтихий не подготовил своих прихожан к моему приезду, поэтому многие меня не воспринимали. Раз Господь привел их в Церковь, в общинку, значит, мне нужно их принимать с любовью, с добрым сердцем, не требуя быстрых изменений. Господь испытывал меня, ждал моего переосмысления, опять возвращая в далекий Ишим.

Оказавшись в Ишиме, я увидела, что отношение ко мне радикально изменилось. Те, кто меня подозревали и строили козни, стали вести себя доброжелательно, и я чувствовала, что это искренне. Как раз в то время учредители Воскресной школы подошли ко мне и попросили вести занятия по Закону Божию в двух старших группах. До этого Законом Божиим с детьми занимался Владыка Евтихий и другие священники, но это было недостаточно организованно. Занятия проводились в здании средней школы по воскресеньям. После Литургии был небольшой перерыв, во время которого дети могли перекусить. Далее следовали занятия, после которых их опять кормили. У меня был хороший контакт с моими учениками. Некоторые из них, будучи нецерковными, ходили только в Воскресную школу, а службы не посещали. Под влиянием занятий многие стали ходить в храм, затем приходя на клирос.

В 1997 году к нам в общину пришла Мария Романовна. Владыка Евтихий приписал ее к нашей общине, дав ей временное послушание. В то время в селе Боровое восстанавливался храм Казанской Божией Матери, и Владыка направил Марию Романовну туда готовить для рабочих и следить за их дисциплиной, поскольку среди них были и бывшие заключенные. Только через 3 года Владыка благословил ей перейти в общину.

Одновременно с ней пришла к нам Раиса Васильевна. Ее я знала как радушную гостеприимную хозяйку, принимавшую в своей квартире всех, кто приезжал к Владыке Евтихию. Раиса Васильевна пожертвовала нам свою однокомнатную квартиру, которую обменяли на соседний дом. Затем там устроили просфорную, свечную и швейную мастерскую.

Со временем я поняла, что нельзя принимать от приходящих квартиры или большие денежные вклады. Иначе человек начинает думать, что он имеет какие-то привилегии.

Несмотря на недавно приобретенный дом, земли для общины не хватало, и пришлось купить дачу в 25 соток с небольшим домиком в 4-х километрах от нас. На даче трудились все наши насельницы. Урожаи овощей были такие хорошие, что у нас оставались излишки. Пришлось вырыть под домом подвал. Таким образом мы уже стали сами себя обеспечивать. Кроме того, мы делали свечи и пекли просфоры не только для собора, но и для окрестных приходов.

Девяностые годы для России были временем духовного подъема. Многие священники, переходившие из Московской Патриархии, приезжали к Владыке Евтихию и посещали нашу общину, которую Владыка называл монастырем. Чаянием Владыки был крепкий монастырь, в котором бы подвизались молодые инокини и послушницы. Поэтому Владыка запрещал иметь небольшие монастыри или монашеские общины при приходах. Все женщины, желающие монашеской жизни, направлялись к нам с рекомендацией приходского священника. Монашеский постриг на приходах Владыка также запрещал, независимо от того, кто собирался производить постриг: иеромонах или епископ. Такая практика Владыки Евтихия способствовала тому, что к нам стали приходить молодые сестры.

С приходом молодых насельниц, желавших монашеской жизни, изменился и внутренний климат, и дух общины. Мои былые противоречия и недоумения ушли. Мне не было легко, но уже не хотелось уезжать. Я понимала, что Ишим - это мой путь. В 2000 году Владыка Евтихий постриг меня в монашество в честь новомученицы императрицы Александры. Одновременно три наши насельницы получили иноческий постриг. В 2003 году по указанию Синода РПЦЗ возросшая и окрепшая община приобрела статус монастыря, а меня как старшую сестру, возвели в сан игумении.

Оглядывясь в прошлое, вижу, с какой заботой вел меня Господь, несмотря на все мои недостатки и промахи. Да, я всегда старалась быть верной своему слову и долгу. Но не человеческими усилиями, а только милостью и промыслом Божиим возник монастырь. 

Метки: рпцз, игумения александра, конференция

Печать