Американский антрополог Кэтрин Берд, изучившая в 2012 году скелеты 155 жертв Тускуленая, ответила на вопросы «Русской планеты».

– Не могли бы вы рассказать, почему вы стали исследовать тускуленские захоронения?

– Когда я приступала к докторской диссертации по биологической антропологии, я выбрала своей темой анализ скелетных травм. Передо мной был широкий выбор материала – фактически я могла изучать человеческие останки в любой точке земного шара. Однако тускуленское дело выделялось для меня на фоне многих других тем. Летом 2004 года я побывала в Литве и посетила музей КГБ в Вильнюсе, где познакомилась с доктором Римантасом Янкаускасом, профессором антропологии Вильнюсского университета. То, что я там узнала и увидела, потрясло меня до глубины души. Как и большинство американцев, я тогда очень мало знала о Литве – и при нацистской оккупации, и при Советах.

– В чем именно заключалась ваша работа?

– Я специализируюсь на физиологии человеческого скелета, мне было важно подробно изучить характер травм, которые получили тускуленские жертвы. Четыре месяца я провела в большом подземном колумбарии, где находятся их останки. Сотрудники мемориального комплекса предоставили мне помещение и инструменты, особых технических трудностей не было. Психологически все было намного сложнее.

– Вам было эмоционально тяжело работать в Тускуленае?  

– Физические антропологи, как и судмедэксперты, обучены оставаться беспристрастными, сохранять дистанцию и так далее. Но я-то видела: все, что происходило во время войны и при сталинском режиме, до сих пор влияет на чувства и жизнь людей в Литве. Я видела пожилую женщину, которая каждую неделю приходила к Тускуленскому мемориалу с букетом цветов.

Подземный колумбарий Тускуленского мемориала в Вильнюсе. Фото: личный архив Кэтрин Берд

Один эпизод запомнился мне особенно. Я исследовала останки одной из жертв и поняла, что этот человек был убит с особенной, просто невероятной жестокостью – огромное количество черепных травм, нанесенных тупым предметом. А потом я обнаруживаю, что в длинных костях у него диафиз и эпифиз еще не срослись (отделы трубчатой кости; срастаются в среднем к 18 годам. – РП) – это значит, он был подростком. Я не могла не думать о том, какой ужас он испытал перед смертью.

– К каким выводам вы пришли? Каков результат вашей работы?

– Я анализировала и сравнивала скелетные травмы, нанесенные заключенным, которых казнили две разные расстрельные команды. Одну из них возглавлял сам подполковник Василий Долгирев (начальник внутренней тюрьмы НКГБ в Вильнюсе, с мая 1945 – замначальника. – РП), другую – Борис Приказчиков. Мои результаты таковы: группа Долгирева чаще придерживалась государственных стандартов по исполнению казни, которыми предписывался выстрел в затылок. В команде Приказчикова осужденных чаще избивали, хотя точно установить предмет или предметы, использовавшиеся для этого, уже невозможно. Группа Приказчикова также использовала для казни тяжелый предмет с заостренным концом, который оставлял в кости черепа отверстия квадратной формы. Хотя я и не могу идентифицировать его со стопроцентной точностью, велика вероятность того, что это было что-то вроде топора или молотка. Интересно здесь вот что: когда в 1940 году Лев Троцкий был убит в Мексике Рамоном Меркадером, орудием убийства был ледоруб. У меня была возможность изучить ранение Троцкого по посмертному слепку его черепа. Сходство между раной Троцкого и ранениями, которые я наблюдала у жертв Тускуленая, поразительное.

№ 509. Мужчина, возраст от 16 лет до 21 года, единственная травма - отверстие квадратной формы в правой части черепа. Фото: личный архив Кэтрин Берд

– А как вам удалось установить, кто из заключенных казнен группой Долгирева, а кто – Приказчикова? Ведь большинство останков не идентифицированы.

– Это так. Но сохранились документы – например, свидетельства о смерти с подписями палачей. Каждая группа заключенных, казненных вместе в один день, похоронена в общей могиле. Для того, чтобы определить как дату казни, так и ее исполнителей, достаточно было идентифицировать останки хотя бы одного человека в такой группе.  

– В чем новизна вашего исследования? О сталинском терроре написаны тысячи работ.

– Действительно, само по себе наличие ранений неогнестрельного характера в черепах жертв Тускуленая было обнаружено и запротоколировано литовскими учеными – есть подобные записи, датированные 1994, 1995 и 2003 годами. Но никто раньше не пытался соотнести травмы, нанесенные жертвам, с именами палачей. Я думаю, ценность в том, что я изучала поведение исполнителей. Исторические исследования, как правило, фокусируются либо на абстрактном «государстве», либо на тех, кто отдает приказы. А анализ скелетных травм дает прямые доказательства против конкретных людей, которые принимали конкретные решения. Они выбирали форму насилия произвольно – это не было продиктовано режимом; уровень жестокости зависел лишь от исполнителей.

– Предавая их огласке, вы думали о возможной реакции родственников?

– Я хотела показать возможность еще одного подхода к изучению преступлений, совершенных в контексте определенного режима и санкционированных государством. Смертный приговор выносится государством, а приводится в исполнение людьми. Не думаю, что мы должны отказываться от расследования преступлений прошлого лишь из-за того, что это может как-то задеть потомков сотрудников МГБ. Кстати, все смертные приговоры с подписями – в открытом доступе.

– Вы планируете продолжать свое исследование в будущем? 

– У меня есть несколько проектов. Для начала мы с доктором Янкаускасом  планируем опубликовать доклад о тускуленском деле на литовском и английском языках. Кроме того, я хочу создать базу данных по казням во всех регионах бывшей территории Советского Союза. Думаю, что региональный подход к такому исследованию поможет лучше изучить обстоятельства смерти жертв, поведение и мотивацию исполнителей, ну и в итоге – осознать весь масштаб зверств, санкционированных государством.

Источник