АКТУАЛЬНЫЕ НОВОСТИ

"Новые мученики Российские". Том III. Глава XXIII. Добрые страдалицы

НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕ
(Третий том собрания материалов)
 
Составил
протопресвитер М. Польский
 
Глава XXIII.
Добрые страдалицы
 


Студентка Валентина

В 20-х годах, во время борьбы Православия с обновленчеством, в России выдвинулось много так называемых "апологетов" Православия. Это они первые употребили термин "Советская Церковь", заговорили о "Вратах ада" и уточнили свое исповедание словом "староцерковник". Некоторые из них еще при жизни получили общее признание как подвижники. Такой была студентка Педагогического техникума Валентина Ч.

Она вела работу по преимуществу среди женщин и при этом делала многое казавшееся невозможным: в приходах, где она появлялась, происходили молниеносные перевороты: обновленческое духовенство изгонялось, женщины составляли церковные "двадцатки", отбирали ключи у "живцов" и заставляли власти подписывать договоры о существовании Тихоновской церкви. Обаяние Валентины было велико, слово ее сильно, деятельность захватывающа.

За Валентиной буквально гонялась вся милиция, ячейки, комсомольцы и коммунисты. По дорогам в захваченные обновленцами села ставились пикеты из видевших Валентину, но ее проводили местными тропинками, и она появлялась неожиданно. Вспыхивал "бабий психоз", как писали районные газеты, приход делался староцерковным, а Валентина исчезала бесследно, чтобы явиться, где ее меньше ждали.

Когда, наконец, Валентина была арестована, дело уже было сделано: обновленчество разбито.

Увозили Валентину под сильным конвоем, с маленькой пристани на реке Белой. Идя по длинным сходням, Валентина на середине оглянулась и увидев на берегу молчаливую толпу женщин, вышедших проводить ее, она махнула им рукой и крикнула: "А здорово мы их, сестрицы!" Шедший сзади конвоир ударил ее в спину, и Валентина, споткнувшись, упала в воду. И конвой, и народ бросились спасать ее, но вытащить удалось лишь через полчаса — мертвую: течение затащило ее под пароход. Хоронить ее тело не выдали, но могилу ее народ узнал и перенес ее тело на одно сельское кладбище, где оно похоронено во время ее прославления.


Исповедница Татьяна

"Молодая москвичка, происходившая из обеспеченной до революции семьи, выросшая уже после революции, раба Божия Татьяна всецело посвятила себя служению Церкви, — рассказывает свидетель. — В это время постриг был уже фактически невозможен, а на тайный постриг она по молодости и скромности не считала себя достойной. Лишь посещение богослужений, строгое соблюдение постов и помощь семьям арестованных пастырей Церкви — вот ее незаметное служение до 1927 года.

После декларации митрополита Сергия она отказывается от посещения церквей, где его поминают, и принимает, несмотря на свою молодость, деятельное участие в борьбе против этой декларации. На нее производит огромное впечатление беседа с архиепископом Серафимом Угличским (Самойловичем). Неизвестно, где имела место эта беседа, возможно, что Татьяна съездила к нему в Углич еще до его последнего ареста. С этого времени ее деятельность несколько меняет свой характер: она размножает на машинке различные протесты православных иерархов против политики митрополита Сергия и организовывает сборы пожертвований на посылки находившимся в заключении архипастырям и отправку лиц, которые под видом родственниц могли бы посетить заключенных и ссыльных Отцов Церкви и не только передать им плод усердия верной им паствы, но и получить от них письменное или хотя бы устное наставление, как себя держать и как относиться к слабому, поддавшемуся призывам митрополита Сергия, духовенству, которое, оправдывая себя, обвиняет в расколе не подчиняющихся Сергию пастырей. Родные увещают молодую девушку не подвергать себя опасности, тем более, что она носит известную в Москве фамилию и именем ее отца — известного до революции общественного деятеля — названа одна из ближайших к Москве железнодорожный станций. Она отвечает, что решила посвятить себя служению Церкви и что в наш век монастырь заменен концлагерем; она знает, что это неизбежно наступит и будет продолжать свою работу и до, и после ареста. 

 
Архиепископ Серафим (Самойлович)
 
В конце 1928 года Таню арестовали. Ее обвинили в распространении нелегальных воззваний (то есть перепечатанных на машинке посланий находящихся в ссылке иерархов) и организации сборов на помощь репрессированным. Она стойко держала себя, не назвала тех лиц, от которых получала эти послания для переписки; продержав Таню полгода в заключении, ее приговорили весной 1929 года к трем годам концлагеря и отправили в новый концлагерь близ станции Порандово, Мурманской железной дороги, откуда начинали прокладку шоссе на протяжении свыше ста километров в направлении финской границы. Работы производились в болотистом лесу и представляли большие трудности. Заболеваемость была большая, и поэтому вдоль трассы строящегося шоссе открыли пять полевых лазаретов в наскоро отстроенных бараках. В одном из них начала работать медицинской сестрой заключенная Татьяна. Во главе лазарета стоял один верующий сектант, до революции врач одного из гвардейских полков. Он помог Тане сдать несложный экзамен на лекпома по известному "Руководству для фельдшеров" Баранова, по которому сдавал в лагере экзамен и автор этого рассказа, и иеромонах отец Агапит (в миру офицер военного времени одного из гвардейских полков).

Первое время Таня не чувствовала себя одинокой среди верующих сотрудников этого госпиталя, но после сдачи экзамена ее перевели на "самостоятельную" работу во вновь открытый госпиталь дальше по трассе шоссе. Здесь ее местный начальник этой командировки обвинил в том, что она не только оказывает своим больным врачебную помощь, но и ведет с ними религиозные беседы. Таня мужественно ответила, что нет закона, запрещающего фельдшеру говорить с больными о религии и тем более, что с медицинской точки зрения врач должен всячески поддерживать душевное настроение больного и подбодрять его, что помогает лечению. Грубый стрелок раскричался на хрупкую, маленькую ростом Таню и приказал плотникам строить рядом с бараком лазарета карцер, в котором без отопления она будет ночевать и проводить все внеслужебное время, ибо за неимением врачебного персонала он ее арестует "с выводом на работу". Она не устрашилась его угроз и, когда через три дня карцер был выстроен и его окошечко затянуто колючей проволокой, он сам, видимо устыдившись своего поведения в отношении маленькой ростом Тани, выглядевшей еще моложе своих небольших лет, отменил свое распоряжение. Этот случай она мне сама рассказала, когда я познакомился с ней в лазарете "11-го разъезда" к северу от Медвежьей горы в конце ноября 1931 года. Долго беседовали мы с ней о судьбах Церкви, и она поразила меня своим мужественным "пессимизмом". По ее словам, гонения будут расти и виды репрессий станут еще более жестокими. Поэтому нужно закалить себя и не мечтать о выходе на свободу, а подготовлять себя к новым арестам, ссылкам, лагерям, а затем и к смерти от руки врагов Церкви...

Я снова увиделся с ней в конце марта 1932 года, когда ее вызвали на Медвежью гору "на освобождение". Она мне говорила, что в Москву ее наверно не пустят и родных она больше не увидит, но надеется, что послужит Церкви и заслужит новые аресты. "Чего Вам больше всего хотелось бы, когда Вы через месяц будете на "воле"?" — Хоть раз в жизни съездить, несмотря на все трудности, к митрополиту Кириллу Казанскому в его ссылку и принять его благословение, и послужить ему, пока он еще жив и нас вдохновляет на наше скромное служение!"

Больше мы не встречались и не знаю, как проходило потом служение нашей катакомбной Церкви маленькой фельдшерицы Тани. Все ее очень уважали и звали по отчеству".

 

Печать E-mail

Для публикации комментариев необходимо стать зарегистрированным пользователем на сайте и войти в систему, используя закладку "Вход", находящуюся в правом верхнем углу страницы.